– А стула нет? – спросила я.
– Я бы привез, мне не жалко, – отозвался Эдик, – но он не понадобится.
«Прямо рабство какое-то! – с возмущением подумала я. – Мне тут до восьми вечера околачиваться, неужели за весь день даже разок присесть нельзя?!»
Однако хозяин оказался прав, в стуле действительно не возникла необходимость. Холод. Он сразу же сжал меня в своих объятиях и не отпускал до конца рабочего дня. Что бы я ни делала: пританцовывала на месте, прыгала на одной ноге, размахивала руками, – мороз не отступал. Я поняла, что означает выражение – «промерзнуть до костей». Холод пробрал меня насквозь, до самой последней молекулы где-нибудь в забытом богом аппендиксе.
А еще безумно хотелось съесть чего-нибудь горячего. А еще… хм… я терпела изо всех сил, но памперс все-таки пригодился. Я не знаю, действительно ли у младенцев остается сухая попка, как утверждает реклама в телевизоре, но мой памперс давал о себе знать, еще как давал. И в пятнадцатиградусный мороз это были не самые приятные ощущения.
Также доставали покупатели.
– Неужели все по тридцать рублей? А почему так дешево? – подозрительно допытывался мужик в кроличьей шапке.
– Исключительно вам, мужчина, по большому блату, продам за сто.
Мужик хохотнул:
– Шутку понял, не дурак. А бенгальские огни весело горят?
– Обхохочетесь.
Он достал кошелек, долго гремел мелочью, а потом спросил:
– Если я куплю две упаковки, дадите скидку?
Когда Эдик наконец приехал, я превратилась в ледышку с охрипшим горлом и негнущимися пальцами. Хозяин принял у меня выручку, пересчитал товар и заявил:
– Не хватает пяти хлопушек, восьми упаковок бенгальских огней и двенадцати пакетов с мишурой.
Кажется, переохлаждение не лучшим образом отразилось на моих умственных способностях:
– Куда они могли деться? Может, ветром унесло?
– Украли… – бесстрастно отозвался Эдик.
Когда?! Когда их успели украсть, ведь я же смотрела в оба?! Стоимость стыренного товара хозяин вычел из моей зарплаты и выдал мне на руки 470 рублей.
– Завтра будешь работать? – спросил Эдик.
Я выразительно посмотрела ему в глаза, и он все понял без слов.
Наверное, в моей ситуации не следует привередничать, надо хвататься за любое предложение. Но еще один день стояния на морозе в памперсе я просто не вынесу, лучше уж сразу в петлю. Я прикидывала, есть ли у меня шанс устроиться по специальности – журналистом, редактором, корректором. Пусть за такие же копейки, но сидеть в теплом офисе и стучать пальцами по клавиатуре компьютера. После дня, проведенного на морозе, жизнь офисного планктона казалась мне сказочно прекрасной: теплое помещение, кулер с питьевой водой, неторопливый трёп с коллегами ни о чем… В тот момент, когда я мечтала о бесплатных талонах на обед, зазвонил телефон. Это оказался Руслан.
– Плохие новости, – начал он, – Ветерков не покончил с собой. Его повесили.
Я потрясенно молчала.
– Так вот, – продолжал капитан, – криминалисты установили, что кто-то помог мужику влезть в петлю. У самоубийц странгуляционная борозда по-другому выглядит.
– Какая-какая борозда? – не поняла я.
– Которая остается на шее от веревки. Ну и кто-то пару раз стукнул твоего приятеля по голове, чтобы он стал более сговорчивым.
– А предсмертная записка? Получается, это фальшивка?
– С запиской сложнее. Эксперт сравнил почерк и сделал однозначный вывод: записка написана Ветерковым. Вот только она не предсмертная. В том смысле, что Ветерков не планировал умирать.
– Подожди, но там же было сказано… Вот, вспомнила: «Я добровольно ухожу из жизни и ни к кому претензий не имею»!
– Похоже на стиль делового письма, тебе не кажется?
– Не кажется, – обозлилась я, – нормальный стиль для такого сухаря, как Ветерков. С чего бы ему перед смертью вдруг пускаться в телячьи нежности?
Эта новость путала мне все карты. Как все чудесно устраивалось! Что же теперь – опять неизвестность?
– Короче, признание Ветеркова в убийстве директрисы совсем не очевидно, – продолжал Руслан. – В этом деле еще много загадок. Кстати, где ты вчера была с одиннадцати до двенадцати утра?
Я обомлела:
– Я?! Значит, теперь меня подозревают еще и в убийстве Ветеркова тоже?! Что, настоящие преступники в Москве совсем перевелись?
– Просто ответь на вопрос.
– Если хочешь знать, у меня есть алиби на вчерашнее утро, да! Меня видела куча народу: сначала охранник в издательстве «Работа», затем няня Ветерковых, потом ты. Я практически не оставалась одна дольше десяти минут! Согласись, за это время довольно трудно подвесить здорового мужика на люстру.
– Камера наблюдения издательства зафиксировала, что ты ушла из «Работы» в десять тридцать пять. К Ветеркову ты поехала на общественном транспорте?
– Нет, на личном самолете полетела! – взорвалась я. – Конечно, на метро, потом на трамвае, как же еще?!
– Проездные билеты у тебя сохранились?
– Выбросила. Я же не знала, что увижу там труп. Если бы знала, обязательно сохранила бы.
– От Нижегородской улицы, где располагается издательство, до Госпитального Вала можно доехать на машине за десять минут, если нет пробок, – бесстрастно заметил капитан.
– Я ехала на метро, – угрюмо повторила я, – потом долго ждала трамвая. Дорога заняла почти час.
– Когда Ветеркова вынули из петли, он был еще теплый. Его повесили незадолго до приезда милиции, то есть примерно без четверти двенадцать. По меньшей мере на пятьдесят пять минут у тебя нет алиби. Можно за это время убить человека, как ты считаешь? Ветерков, кстати, был довольно щуплого телосложения.